Dilthey, Wilhelm) (1833-1911) - немецкий философ-идеалист, отстаивающий методологическое различие между естественными и культурными науками. Главные его труды: "Жизнь Шляйермахеров" (1870) и "Конструкция исторического мира в культурных науках" (1910). Как неокантианец утверждал, что естественной наукой нужно заниматься натуралистическим способом, а социальной — путем эмпатического и психологистского понимания культурных явлений. Единственный подходящий способ осознания "духа эпохи" (zeitgeist) состоит в интерпретации представления о мире. Он заимствовал термин герменевтика из богословия для описания этой практики, но также использовал термин verstehen (понимание), который оказал значительное влияние на Макса Вебера. С тех пор оба метода стали различными, хотя и считаются интерпретативными. Исторический релятивизм Дильтея, его соединение субъекта и объекта (мы — часть того, что изучаем) и психологистский подход к verstehen подвергались серьезной критике. Его представление о критериях как объективациях жизни было продолжено в творчестве Гадамера. См. также Реализм; Geisteswissen-Schaften и Naturwissenschaften; идиографический и номотетический.
ДИЛЬТЕЙ Вильгельм
ДИЛЬТЕЙ ВИЛЬГЕЛЬМ
Источник: Большой толковый социологический словарь
ДИЛЬТЕИ (Dilthey) Вильгельм
1833-1911) - нем. историк культуры и соц. философ. Представитель философии жизни; создатель т.наз. понимающей психологии, послужившей толчком к созданию социологии понимающей (см.) и школы "истории духа" (истории идей) в нем. истории культуры конца XIX - нач. XX вв. Философские воззрения Д. формировались под влиянием, с одной стороны, нем. романтизма и идеализма, особенно гегелевского (внимание к миру субъекта и интерес к истории), с др. - англо-франц. позитивизма (Дж.С. Милль, О. Конт: антиметафизич. установка и метод психологизма как анализ непосредственных данных сознания). Центральным у Д. является понятие жизни, к-рую он толкует не биологически, а культурно-исторически. Д. оказал большое влияние на развитие философии и социологии XX в. - на экзистенциализм, филос. герменевтику, историч. социологию, особенно на М. Вебера и отчасти Г. Зиммеля. Соч.: Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Новые идеи в философии, № 1. СПб., 1912; Сущность философии. "Философия в систематическом изложении". СПб., 1912; Описательная психология. М., 1996; The Construction Of The Historical World In The Social Sciences. N.Y., 1910; Gesammelte Schriften. Lpz. - В., 1942. П.П. Гайденко
Источник: Российская социологическая энциклопедия
ДИЛЬТЕЙ Вильгельм
(19.11.1833, Бибрих-на-Рейне —01.10.1911, Зайс-на-Шлерне) — нем. историк культуры и социальный философ. Представитель «философии жизни», создатель т. наз. «понимающей психологии», послужившей толчком к созданию понимающей социологии. Филос. воззрения Д. формировались под влиянием, с одной стороны, нем. романтизма и идеализма, особенно гегелевского (внимание к миру субъекта и интерес к истории), с др.— англо-франц. позитивизма (Милль, Конт: антиметафизическая установка и метод психологизма как анализ непосредственных данных сознания). Центральным у Д. является понятие жизни, к-рую он толкует не биологически, а культурно-исторически. Задача философии как «науки о духе» — понять жизнь из нее самой, т. е. из ее временности (Zeitlichkeit) и историчности (Geschichtlichkeit). В связи с этим Д. разрабатывает метод «понимания» как непосредственного постижения нек-рой душевно-духовной целостности (целостного переживания). Понимание, интуитивное проникновение одной «жизни» в другую Д. противопоставляет методу объяснения, к-рый применяется в естеств. науках, имеющих дело с внешним опытом и конструирующих свой предмет с помощью рассудка. В более ранних работах Д. опирается на метод интроспекции (самонаблюдения) и разрабатывает теорию «сопереживания», «вживания», «вчувствования» как средства интерпретации культуры прошлого. Во второй период своей деятельности Д. стремится преодолеть психологизм интроспективного метода. «Внутренний опыт, при котором я углубляюсь в свои собственные состояния, никогда не даст мне возможности осознать свою индивидуальность. Только в сравнении себя с другими я познаю индивидуальное во мне: я сознаю только то, что во мне отличается от другого» [1, 318]. Д. предвосхищает неогегельянство, рассматривая культуру прошлого как «застывшую жизнь», «объективированный дух». Полемизируя с Ф. Ницше, к-рый путем непрерывного самоисследования пытался постигнуть сущность жизни, Д. заявляет: «Человек познает себя только в истории, а не посредством интроспекции» [2, 279]. Однако к гегелевскому панлогизму Д. тоже относится отрицательно: в противоположность Гегелю у него остается романтическая склонность к признанию «последней тайны» жизни, к к-рой интерпретатор может только приближаться, но не постигать ее до конца. Но, отвергнув гегелевский Абсолют, Д. не в силах справиться с проблемой объективности, общезначимости исторического знания. «Возможность постигнуть другого — одна из самых глубоких теоретико-познавательных проблем. Как может индивидуальность сделать предметом общезначимого объективного познания чувственно данное обнаружение чужой индивидуальной жизни?» [1, 333].
Пытаясь разрешить эту проблему, Д. разрабатывает вслед за романтиками и Ф. Шлейермахером метод герменевтики, в к-рой он видит иск-во понимания письменно фиксированных проявлений жизни. Вслед за романтиками Д. сближает историческое познание с иск-вом, ибо рассматривает целостность исторических образований сквозь призму целостности исторической личности. Д. оказал большое влияние на развитие зап. философии и социологии 20 в.: на экзистенциализм, филос. герменевтику, историческую социологию, особенно на Зиммеля и отчасти М. Вебера. П. П. Гайденко
Пытаясь разрешить эту проблему, Д. разрабатывает вслед за романтиками и Ф. Шлейермахером метод герменевтики, в к-рой он видит иск-во понимания письменно фиксированных проявлений жизни. Вслед за романтиками Д. сближает историческое познание с иск-вом, ибо рассматривает целостность исторических образований сквозь призму целостности исторической личности. Д. оказал большое влияние на развитие зап. философии и социологии 20 в.: на экзистенциализм, филос. герменевтику, историческую социологию, особенно на Зиммеля и отчасти М. Вебера. П. П. Гайденко
ДИЛЬТЕЙ (Dilthey) Вильгельм
1833-1911) - немецкий философ, психолог и историк культуры. Профессор в университетах Базеля, Киля, Бреслау и Берлина. Главные произведения - "Введение в науки о духе. Критика исторического разума" (1883), "Описательная психология" (1894), "Возникновение герменевтики" (1900) и др.
Д. стремился обособить "науки о духе" от естествознания - "наук о природе". Исходная позиция Д. состояла в установлении того обстоятельства, что природная реальность всегда предстает в сознании человека, в его познавательной деятельности как нечто, имеющее феноменальный характер. И если естествознание и ведет речь о "не зависящем от нас предметном порядке явлений", движущихся по некоторым законам, являющимся выражением и проявлением "существующей независимо от нас великой реальности", оно должно признать, что имеет дело лишь с ничтожной частью, отдельными феноменами этого великого целого. Будучи направленным на эту небольшую часть действительности, основываясь на содержании сиюминутной чувственности, в которой только и может быть дан человеку "великий предмет - природа", естествознание гипотетически дополняет этот чувственный материал мыслительными конструкциями, стремясь обозреть данные органов чувств как результат воздействия природы, понимаемой как нечто целостное и завершенное. Естественнонаучные высказывания, предметом которых и является чувственно-феноменальный материал, всегда остаются чисто объясняющими высказываниями, сводя чувственность к чему-то элементарному, самоочевидному.
Иное дело "наука о духе", утверждает Д., ее методологическое основание - описательная психология. Здесь нет и принципиально не может быть никакой "феноменальности", не может быть абсолютного разделения субъекта и объекта, личности и истории. Сама точка зрения исследователя, наблюдателя оказывается здесь вплетенной в ткань исследуемого объекта, истории. История не дана человеку как нечто отделенное от него пространством и временем. Как предмет познания история не "навязывается" ему извне в каком бы то ни было чувственном материале, но, наоборот, человек может осознавать себя лишь как историю, и эта последняя должна пониматься как нечто впервые порождающее, конституирующее его субъективность, обращающуюся затем к самой себе в историческом самопознании. Специфика наук о духе должна быть выведена, по Д., из сопоставления их методологических оснований с принципами организации научного знания в естественных науках, из исследования специфических условий получения знания, существующих в "науках о природе" и в "науках о духе". Но так как Д. имел перед собой опыт развития естествознания, находящегося на определенной ступени (классическая физика), то и особенности гуманитарных наук, которые, по Д., должны были стать явными из сравнения современного Д. естествознания и системы конструируемых им "наук о духе", не были им четко обозначены.
Д. был прав, указывая, что человек, исследующий историческую реальность, обращающийся к истории с целью выявления собственной сущности, определения своего жизненного признания, своего исторического предназначения, эту историю сам и творит. История - это история человека, преследующего свои цели. По мнению Д., в отличие от естественных наук общественные дисциплины должны не "объяснять", а "понимать" социальные явления. "Понимание", по Д., основывается на изучении и постижении мотивов человеческой деятельности, обусловившей то или иное событие.
Настаивая на принципиальном и существенном отличии наук, изучающих неодушевленные предметы, от наук, изучающих поступки людей, Д. уделял особое внимание разработке теоретиков методологических проблем наук о духе. В этом плане одним из наиболее ощутимых результатов деятельности Д. было создание им "понимающей психологии" и "понимающей социологии".
Антитеза "естествознание - гуманитарные науки" в отношении исследования человеческой психики представлялась Д. в виде: "объясняющая психология - описательная психология". Работа Д. по созданию новой психологической науки (а точнее - ее новых гносеологических ориентаций), психологической дисциплины, которая смогла бы адекватно отразить и истолковать специфические явления и процессы психической жизни человека, определялась той своеобразной ситуацией, которая сложилась в развитии психологической науки в конце 19 в. Она характеризовалась интенсивным развитием экспериментальной психологии, методологическое основание которой составляла философия позитивизма. Исходные посылки психологической теории Д. находились в явной оппозиции по отношению к этим концепциям и характеризовались скептицизмом по поводу тех перспектив, которые якобы открывало применение психологического эксперимента само по себе.
Формулируя цели своей критики этой психологии, основное содержание которой задавалось позитивистскими философскими концепциями Милля и Конта, Д. саркастически замечает, что он выступает против учения о душе, в котором она отсутствует. Та сфера реальности, которая должна исследоваться психологической наукой, лежит вовсе не там, где ее пытаются выявить и объяснить представители предшествующей Д. психологии, интерпретирующие ее в целом как естественно-научную дисциплину. Предмет новой, описательной и истолковывающей психологии, в создании которой Д. видит свою задачу, - целостность индивидуальности, взятой во всем богатстве и многообразии ее проявлений, манифестаций. Вся полная и целостная человеческая природа, ее тотальность, весь объем многообразных процессов и явлений, рассматриваемых как неразрывное целое, - таков, по Д., тот предел, к которому должна стремиться подлинно научная психология.
Критика Д. объяснительной психологии исходила из признания несостоятельности ее претензий на "конструктивность", являющуюся результатом некритического перенесения идеалов организации научного знания в естественных науках на "психологическую почву". В то время как первый признак объяснительной психологии заключается в "синтетическом и конструктивном" характере проводимых ею исследований, предполагающем сведение психологического к его элементарным вещественным или субстанциальным составляющим, Д. указывает на то, что остается неясной та целостность, та изначальная структура психического, отправляясь от которых мы придем к его отдельным элементам. Именно игнорирование этого момента и приводит конструктивно-объяснительную психологию, основывающуюся на эксперименте, к физиологическим, чисто телесным актам и процессам как основанию психической жизни; при этом из виду теряется действительная специфическая реальность последней. Испытываемая связь душевной жизни должна, по мнению Д., оставаться твердым, переживаемым и непосредственно достоверным основанием психологии, как бы глубоко она ни проникала в экспериментальных частных исследованиях.
Критический пафос работ Д. был направлен, таким образом, против объясняющей психологии, в основании которой лежит принцип механистической причинности, при помощи которого она пытается однозначно свести все многообразные явления сознания к психофизиологическим процессам.
Возможность научного изучения психических явлений Д. видит в создании описательной психологии. Она не "примысливает" к психологическому материалу никаких гипотетических конструкций, но пытается понять психику из нее же самой, соотнося то или иное психическое проявление с целостностью внутренней жизни человека. Именно интерес к описательной психологии приводит Д. к созданию герменевтики, стремящейся познать человека в его истории, увидеть его психические состояния в социальном контексте, в его отношении к надиндивидуальным, общественным образованиям, к совокупной человеческой культуре, увидеть индивидуальные "проявления жизни" в контексте "объективного духа".
Возможность исторического познания Д. видит в том, что понять других людей, другие исторические эпохи можно, обращаясь к объективным памятникам человеческой деятельности, преимущественно к письменно зафиксированным "проявлениям жизни".
Исходная точка такого познания - индивид, взятый в его определенности временем и местом жизни, его конечное сознание. Исходя из этого сознания, Д. и пытается осуществить "построение исторического мира в науках о духе".
Причем историческая обусловленность точки зрения социального исследователя, объективные обстоятельства его деятельности, конечные возможности его сознания не являются, по Д., ограничениями для познающего духа. Конечный индивидуальный разум - это скорее начальная точка роста исторического самосознания.
В "понимании" чужой жизни человек, по утверждению Д., освобождается от случайных обстоятельств собственной жизни, его индивидуальное сознание как бы смыкается с многосторонним мировым "жизненным опытом"; человек совершенствуется только созерцая все формы человеческого бытия, внутренне детерминированный человек, по Д., может в воображении пережить многие другие жизни...; человек, связанный с реальностями жизни и определяемый ими, обретает свободу в понимании исторического.
Задача "понимания", таким образом, в том, чтобы ощутить себя в "идеальной одновременности" с людьми давно ушедших эпох, пережить возможности их бытия как свои собственные, а тем самым обнаружить нереализованные потенции собственного бытия.
Исключительные возможности "понимания" содержит, по мнению Д., лирическая поэзия: "В понимании пророческий взгляд истинного поэта устремлен в бесконечное. Ибо, понимая, он переносит весь свой внутренний опыт на чужое существование, и одновременно безосновательная, невиданная глубина другого великого бытия или могущественная судьба выводят его за пределы собственной сущности, поэт понимает и представляет то, что никогда не было бы пережито лично им".
Таким образом, утверждая, что "природу мы объясняем, душевную жизнь мы постигаем", Д. исходил из того, что возможность этого постижения заложена в природе человека, обусловливающей сходство психических структур различных людей. Это сходство делает возможным сопереживание и сочувствие, которые выступают как основа понимания, позволяющего расшифровывать и описывать все многообразие состояний и движений чужого внутреннего мира. Тем самым Д. утверждал интроспекцию в качестве важнейшего метода психологического и в конечном счете социологического познания.
Происхождение классов, политических партий и государства Д. объяснял главным образом действием разнообразных психических сил. По его мысли, многие из этих сил - в особенности воля - предопределяются самой природой человека и в силу этого выступают в качестве постоянных детерминант исторического процесса. Учитывая большое влияние этих факторов, Д. с пессимизмом относился к идее о возможности рационального целенаправленного преобразования общества, поскольку, по его мнению, "стремление к властвованию и развивающееся из него в истории культуры стремление к приобретению собственности основаны на природе самой воли... Поэтому-то эти побуждения и вытекающие из них отношения исчезнут, вопреки всяким мечтаниям, лишь вместе с самим человечеством".
Еще более существенное значение Д. придавал разграничениям индивидуальных различий в рамках единообразной природы человека, породивших, в частности, по мнению Д., социальную структуру общества (в том числе классы и различные этносоциальные группы).
Несмотря на неверное понимание этого вопроса, Д. тем не менее сравнительно четко обозначил такие важные вехи социального (в том числе и социологического) знания и познания, как важность учета конкретного общественно-исторического окружения познающего субъекта и выдвижения определенных критериев научности полученного знания (общеобязательности и общезначимости его как продукта понимающей интерпретации) и т. д.
В целом же философское и социологическое творчество Д., выработанные им представления о характере, целях, задачах и возможностях познания и понимания социальных явлений и процессов довольно долго служили в качестве исследовательских ориентиров для многих социологов.
Т.Г. Румянцева, В.И. Овчаренко, А.А. Грицанов
Д. стремился обособить "науки о духе" от естествознания - "наук о природе". Исходная позиция Д. состояла в установлении того обстоятельства, что природная реальность всегда предстает в сознании человека, в его познавательной деятельности как нечто, имеющее феноменальный характер. И если естествознание и ведет речь о "не зависящем от нас предметном порядке явлений", движущихся по некоторым законам, являющимся выражением и проявлением "существующей независимо от нас великой реальности", оно должно признать, что имеет дело лишь с ничтожной частью, отдельными феноменами этого великого целого. Будучи направленным на эту небольшую часть действительности, основываясь на содержании сиюминутной чувственности, в которой только и может быть дан человеку "великий предмет - природа", естествознание гипотетически дополняет этот чувственный материал мыслительными конструкциями, стремясь обозреть данные органов чувств как результат воздействия природы, понимаемой как нечто целостное и завершенное. Естественнонаучные высказывания, предметом которых и является чувственно-феноменальный материал, всегда остаются чисто объясняющими высказываниями, сводя чувственность к чему-то элементарному, самоочевидному.
Иное дело "наука о духе", утверждает Д., ее методологическое основание - описательная психология. Здесь нет и принципиально не может быть никакой "феноменальности", не может быть абсолютного разделения субъекта и объекта, личности и истории. Сама точка зрения исследователя, наблюдателя оказывается здесь вплетенной в ткань исследуемого объекта, истории. История не дана человеку как нечто отделенное от него пространством и временем. Как предмет познания история не "навязывается" ему извне в каком бы то ни было чувственном материале, но, наоборот, человек может осознавать себя лишь как историю, и эта последняя должна пониматься как нечто впервые порождающее, конституирующее его субъективность, обращающуюся затем к самой себе в историческом самопознании. Специфика наук о духе должна быть выведена, по Д., из сопоставления их методологических оснований с принципами организации научного знания в естественных науках, из исследования специфических условий получения знания, существующих в "науках о природе" и в "науках о духе". Но так как Д. имел перед собой опыт развития естествознания, находящегося на определенной ступени (классическая физика), то и особенности гуманитарных наук, которые, по Д., должны были стать явными из сравнения современного Д. естествознания и системы конструируемых им "наук о духе", не были им четко обозначены.
Д. был прав, указывая, что человек, исследующий историческую реальность, обращающийся к истории с целью выявления собственной сущности, определения своего жизненного признания, своего исторического предназначения, эту историю сам и творит. История - это история человека, преследующего свои цели. По мнению Д., в отличие от естественных наук общественные дисциплины должны не "объяснять", а "понимать" социальные явления. "Понимание", по Д., основывается на изучении и постижении мотивов человеческой деятельности, обусловившей то или иное событие.
Настаивая на принципиальном и существенном отличии наук, изучающих неодушевленные предметы, от наук, изучающих поступки людей, Д. уделял особое внимание разработке теоретиков методологических проблем наук о духе. В этом плане одним из наиболее ощутимых результатов деятельности Д. было создание им "понимающей психологии" и "понимающей социологии".
Антитеза "естествознание - гуманитарные науки" в отношении исследования человеческой психики представлялась Д. в виде: "объясняющая психология - описательная психология". Работа Д. по созданию новой психологической науки (а точнее - ее новых гносеологических ориентаций), психологической дисциплины, которая смогла бы адекватно отразить и истолковать специфические явления и процессы психической жизни человека, определялась той своеобразной ситуацией, которая сложилась в развитии психологической науки в конце 19 в. Она характеризовалась интенсивным развитием экспериментальной психологии, методологическое основание которой составляла философия позитивизма. Исходные посылки психологической теории Д. находились в явной оппозиции по отношению к этим концепциям и характеризовались скептицизмом по поводу тех перспектив, которые якобы открывало применение психологического эксперимента само по себе.
Формулируя цели своей критики этой психологии, основное содержание которой задавалось позитивистскими философскими концепциями Милля и Конта, Д. саркастически замечает, что он выступает против учения о душе, в котором она отсутствует. Та сфера реальности, которая должна исследоваться психологической наукой, лежит вовсе не там, где ее пытаются выявить и объяснить представители предшествующей Д. психологии, интерпретирующие ее в целом как естественно-научную дисциплину. Предмет новой, описательной и истолковывающей психологии, в создании которой Д. видит свою задачу, - целостность индивидуальности, взятой во всем богатстве и многообразии ее проявлений, манифестаций. Вся полная и целостная человеческая природа, ее тотальность, весь объем многообразных процессов и явлений, рассматриваемых как неразрывное целое, - таков, по Д., тот предел, к которому должна стремиться подлинно научная психология.
Критика Д. объяснительной психологии исходила из признания несостоятельности ее претензий на "конструктивность", являющуюся результатом некритического перенесения идеалов организации научного знания в естественных науках на "психологическую почву". В то время как первый признак объяснительной психологии заключается в "синтетическом и конструктивном" характере проводимых ею исследований, предполагающем сведение психологического к его элементарным вещественным или субстанциальным составляющим, Д. указывает на то, что остается неясной та целостность, та изначальная структура психического, отправляясь от которых мы придем к его отдельным элементам. Именно игнорирование этого момента и приводит конструктивно-объяснительную психологию, основывающуюся на эксперименте, к физиологическим, чисто телесным актам и процессам как основанию психической жизни; при этом из виду теряется действительная специфическая реальность последней. Испытываемая связь душевной жизни должна, по мнению Д., оставаться твердым, переживаемым и непосредственно достоверным основанием психологии, как бы глубоко она ни проникала в экспериментальных частных исследованиях.
Критический пафос работ Д. был направлен, таким образом, против объясняющей психологии, в основании которой лежит принцип механистической причинности, при помощи которого она пытается однозначно свести все многообразные явления сознания к психофизиологическим процессам.
Возможность научного изучения психических явлений Д. видит в создании описательной психологии. Она не "примысливает" к психологическому материалу никаких гипотетических конструкций, но пытается понять психику из нее же самой, соотнося то или иное психическое проявление с целостностью внутренней жизни человека. Именно интерес к описательной психологии приводит Д. к созданию герменевтики, стремящейся познать человека в его истории, увидеть его психические состояния в социальном контексте, в его отношении к надиндивидуальным, общественным образованиям, к совокупной человеческой культуре, увидеть индивидуальные "проявления жизни" в контексте "объективного духа".
Возможность исторического познания Д. видит в том, что понять других людей, другие исторические эпохи можно, обращаясь к объективным памятникам человеческой деятельности, преимущественно к письменно зафиксированным "проявлениям жизни".
Исходная точка такого познания - индивид, взятый в его определенности временем и местом жизни, его конечное сознание. Исходя из этого сознания, Д. и пытается осуществить "построение исторического мира в науках о духе".
Причем историческая обусловленность точки зрения социального исследователя, объективные обстоятельства его деятельности, конечные возможности его сознания не являются, по Д., ограничениями для познающего духа. Конечный индивидуальный разум - это скорее начальная точка роста исторического самосознания.
В "понимании" чужой жизни человек, по утверждению Д., освобождается от случайных обстоятельств собственной жизни, его индивидуальное сознание как бы смыкается с многосторонним мировым "жизненным опытом"; человек совершенствуется только созерцая все формы человеческого бытия, внутренне детерминированный человек, по Д., может в воображении пережить многие другие жизни...; человек, связанный с реальностями жизни и определяемый ими, обретает свободу в понимании исторического.
Задача "понимания", таким образом, в том, чтобы ощутить себя в "идеальной одновременности" с людьми давно ушедших эпох, пережить возможности их бытия как свои собственные, а тем самым обнаружить нереализованные потенции собственного бытия.
Исключительные возможности "понимания" содержит, по мнению Д., лирическая поэзия: "В понимании пророческий взгляд истинного поэта устремлен в бесконечное. Ибо, понимая, он переносит весь свой внутренний опыт на чужое существование, и одновременно безосновательная, невиданная глубина другого великого бытия или могущественная судьба выводят его за пределы собственной сущности, поэт понимает и представляет то, что никогда не было бы пережито лично им".
Таким образом, утверждая, что "природу мы объясняем, душевную жизнь мы постигаем", Д. исходил из того, что возможность этого постижения заложена в природе человека, обусловливающей сходство психических структур различных людей. Это сходство делает возможным сопереживание и сочувствие, которые выступают как основа понимания, позволяющего расшифровывать и описывать все многообразие состояний и движений чужого внутреннего мира. Тем самым Д. утверждал интроспекцию в качестве важнейшего метода психологического и в конечном счете социологического познания.
Происхождение классов, политических партий и государства Д. объяснял главным образом действием разнообразных психических сил. По его мысли, многие из этих сил - в особенности воля - предопределяются самой природой человека и в силу этого выступают в качестве постоянных детерминант исторического процесса. Учитывая большое влияние этих факторов, Д. с пессимизмом относился к идее о возможности рационального целенаправленного преобразования общества, поскольку, по его мнению, "стремление к властвованию и развивающееся из него в истории культуры стремление к приобретению собственности основаны на природе самой воли... Поэтому-то эти побуждения и вытекающие из них отношения исчезнут, вопреки всяким мечтаниям, лишь вместе с самим человечеством".
Еще более существенное значение Д. придавал разграничениям индивидуальных различий в рамках единообразной природы человека, породивших, в частности, по мнению Д., социальную структуру общества (в том числе классы и различные этносоциальные группы).
Несмотря на неверное понимание этого вопроса, Д. тем не менее сравнительно четко обозначил такие важные вехи социального (в том числе и социологического) знания и познания, как важность учета конкретного общественно-исторического окружения познающего субъекта и выдвижения определенных критериев научности полученного знания (общеобязательности и общезначимости его как продукта понимающей интерпретации) и т. д.
В целом же философское и социологическое творчество Д., выработанные им представления о характере, целях, задачах и возможностях познания и понимания социальных явлений и процессов довольно долго служили в качестве исследовательских ориентиров для многих социологов.
Т.Г. Румянцева, В.И. Овчаренко, А.А. Грицанов
Источник: Социология: энциклопедия
