МАНХЕЙМ Карл

(1893-1947) - немецкий социолог. Родился и обучался в Австро-Венгрии, затем продолжил образование за рубежом. С 1919 г. жил в Германии, преподавал социологию и экономику в Гейдельбергском и Франкфуртском университет гх. В 1933 г. эмигрировал в Великобританию, вел занятия в Лондонской школе экономики, а с 1941 г. - в Институте образования при Лондонском университете, специализируясь в области социологии. В последние годы жизни некоторое время работал в ЮНЕСКО. Создатель и многолетний редактор серийного издания «Международная библиотека по социологии и социальной реконструкции». На социальные взгляды М. определенное влияние оказали, среди прочих, труды Вебера, Трёльча, идеи марксизма. Проблемы религии и ее социального значения рассматривались М. в контексте разработанной им теории идеологии. В ранний период научной деятельности М. занимался проблемами философии культуры («Душа и культура», 1918) и гносеологии («Структурный анализ теории познания», 1922), что вывело его на тему взаимоотношения различных форм знания с социальной реальностью. Разрабатывая эту тему (в трудах «Историзм», 1924; «Проблема социологии знания», 1925; «Идеологическая и социологическая интерпретации духовных образований», 1926), М. делает вывод о социальной функциональности коллективно усвоенных «духовных образований» (в том числе религиозных) - они являются своего рода инструментом, с помощью которого общественные группы и классы стремятся достичь своих жизненных целей. М. исследовал генезис наиболее заметных «духовных образований» (христианских, либеральных, тоталитарных) в европейской культуре, конкуренцию между ними, их историческую судьбу и социальное влияние. Теоретическим обобщением этих исследований стал труд «Идеология и утопия» (1929). По-своему интерпретируя марксистский тезис о социальной обусловленности духовной жизни общества, М. отказывается от редукции общественного бытия только к процессам материального производства и расширяет его содержание путем включения широкого спектра жизненных доминант внеэкономического характера. Каждой эпохе в истории присущ особый уклад общественной жизни, который образуется в результате действия различающихся между собой по целям и возможностям социальных сил. Господствующим слоям свойственно предъявлять обществу собственные интересы как единственно истинные. Теоретическим выражением, обоснованием и апологией такой претензии и становится идеология. В ответ среди оппозиционных элементов общества культивируются настроения социального реванша и перемен. Такие настроения имеют высокую эмоциональную насыщенность, поэтому они менее теоретизированы, однако со временем также получают оформленность - в виде утопии. Ни идеология, ни утопия не имеют, как считал М., подлинного соответствия действительной жизни людей. В этом плане оба «духовных образования» апеллируют к неким трансцендентным смыслам. Но через деятельность своих последователей они преобразуются во вполне конкретные социальные практики, воздействующие на наличное социальное бытие. Носители идеологического сознания овладевают идеями трансцендентного характера, чтобы сделать их безопасными для своего господства. Утопическое сознание же переводит трансцендентную мотивацию в действия по радикальному переустройству общества. Однако в случае успеха приверженцев утопии она имеет перспективу сама превратиться в очередную идеологию. М. рассматривает в качестве подобного процесса историческую судьбу христианства. Господствовавшая в средневековом обществе христианская церковность стала «центром систематизации» всех областей жизни. Церковная идеология закрепляла существовавшую модель социального устройства как объективную (установленную от Бога) и обязательную. Поскольку критерий истинности данного положения христианство выносит за пределы реального бытия общества, представляя его как нечто трансцендентное, то проводником божественного порядка в человеческой повседневности выступает церковная организация. Однако принуждение воспринимать частные церковные интересы как всеобщие неизбежно расходится с другими жизненными доминантами феодального общества. В результате неизбежно возникает противодействующее движение, ведущее к дезинтеграции прежнего уклада и стремящееся создать новый. На уровне массового сознания религиозного оно воплощается в страстные хилиастические (хилиазм - учение о тысячелетнем земном царстве Христа) настроения и последующий радикализм начального периода Реформации. По мере реализации реформационного «утопического проекта», определенные социальные слои достигают значимых для себя целей и отказываются от крайностей, вызванных первоначальным энтузиазмом. Нарастает умеренность, а с нею начинается трансформация достигнутого в устойчивую протестантскую идеологию. Взаимобращаемость идеологии и утопии М. еще раз подчеркнул в работе «Человек и общество в эпоху реконструкции» (1935). Дополнительно к этому он высказал сомнение в продуктивности критики утопического сознания с позиций идеологии, и наоборот. Такая критика, конечно, способна демифологизировать какие-то обстоятельства бытия. Но в итоге она оборачивается либо созиданием новых мифов взамен «разоблаченных», либо вообще разрушением любых устоев общества. В этой связи М. был поставлен вопрос о возможности для общества вырваться из такого «круга». Развернутое рассуждение по этому поводу содержится в серии произведений М. под общим названием «Диагноз нашего времени», созданных в 1941-1943 гг. Здесь он вновь обращается к теме социального значения христианства, указывая на неиссякшую востребованность этой духовной традиции в современном мире. Множественность мировоззренческих ориентаций, порожденная социальным и научным развитием человечества, привела к утрате религией монополии на интегрирующую функцию. Но действенность христианства, по М., состоит не в удержании целостности общества с помощью ритуалов и институциональных форм (он называет это «псевдорелигиозным движением»), а в сохранении многовекового опыта духовно-эмоционального развития человека сообразно исходным «христианским архетипам ». Духовный опыт христианства функционален в социальной жизни, поскольку он заключает в себе оптимальное сочетание незыблемых основ веры с безграничностью интерпретаций, к которым побуждали исторические обстоятельства. Этот опыт равно предохраняет и от полной дезинтеграции и от тотальной регламентации общества; он помогает адаптироваться к социальным изменениям и является упорядочивающим началом общественных процессов. Для сохранения и репродукции духовного опыта обществу требуются способные к этому люди, руководствующиеся не бессознательными мотивами веры, а осознанным выбором. Появление таких людей должно стать, по мнению М., результатом воспитания в духе демократии, свободы и творчества. Следуя этим положениям, М. определяет задачу социологического изучения «духовных образований». Это - выяснение социальных позиций носителей того или иного мировоззрения и анализ их корреляции с содержанием духовного опыта людей. Религиозный характер многих фундаментальных духовных явлений ставит перед социологией вопрос о ее взаимоотношениях с теологией. Социология не оперирует трансцендентными смыслами, как замечает М., она рассматривает свой предмет в социально-исторической плоскости и стремится довести этот процесс до доступных науке пределов. Но именно благодаря такому подходу социология освобождает теологию от объяснений посюстороннего мира, где та чувствует себя неуверенно и звучит не всегда убедительно, и тогда теология способна выполнить свою задачу - указать, что кроме социальной реальности есть еще нечто, обладающее надсоциальной сущностью.