БУЛГАКОВ Сергей Николаевич

(1871-1944) - русский философ, экономист, богослов. Из семьи священника. Не завершив обучения в Орловской духовной семинарии, поступил на юридический факультет Московского университета, изучал политическую экономию и статистику, после окончания стал преподавателем политэкономии. С 1896 г. начинает публиковать социологические работы. Во время двухлетней стажировки (с 1898 г.) в Германии, Франции и Англии увлекся идеями экономического материализма. С 1901 по 1918 г. преподавал в университетах и других учебных заведениях Киева и Москвы. В 1903 г. выпустил труд «От марксизма к идеализму», ознаменовавший его сближение с православной церковностью. Участвовал в работе Религиозно-философского общества памяти В. С. Соловьева и составлении сборника «Вехи» (1909). С 1918 г. - православный священнослужитель. После 1922 г. - в эмиграции, профессор богословия в Праге, затем в Париже (декан Православного Богословского института). С именем Б. связана попытка выработать на базе христианских представлений и социологии некий объединяющий их тип знания - «христианскую социологию». Б. не сформулировал какой-то законченной концепции «христианской социологии», ограничившись лишь общей обрисовкой круга ее необходимых задач. Скорее, это можно охарактеризовать как религиозно-философский взгляд на социальные проблемы, перед лицом которых оказалось христианство. Тем не менее его размышления о религиозно-социальных вопросах достаточно связны и предметны. Среди них выделяются две темы, ближе всего стоящие к социологии религии: тема взаимосвязи религиозности с хозяйственной жизнью общества и тема, которую сам Б. назвал «общественность и церковность». Обращаясь к первой теме, Б. обнаруживает созвучие взглядов на проблему «религия и экономика» с подходом Вебера, знаменитый труд которого «Протестантская этика, и дух капитализма» был хорошо знаком русскому мыслителю. Обоих ученых интересовала проекция религиозного начала на сферу хозяйственных отношений и соответствие социально-экономических институтов духу конфессиональной этики (для Вебера - протестантской в ее кальвинистском варианте, для Б. - православной). Но направленность в разработке этой тематики у них заметно различалась. Вебер концентрирует внимание на том, как религиозные идеи и ценности генерируют типологический набор личностных качеств, реализуемых людьми в разных формах социального поведения. Характер хозяйственной жизнедеятельности рассматривается им как что-то вроде «опредмеченных» в мирском пространстве установок религиозной веры. Б. также касается подобного явления (на примерах монастырского хозяйства Русской церкви и старообрядческого предпринимательства), рассматривает мотивы трудовой этики и аскетизма мирского в русском православии. Однако гораздо больше его занимает внутреннее состояние вовлеченного в хозяйственную деятельность христианина, а именно насколько органична эта деятельность для сознания, пронизанного эсхатологизмом (отношением к происходящему в мире и личной жизни с точки зрения ожидания грядущего конца света) и сотериологическими (основанными на религиозном понимании спасения) упованиями. В этом пункте Б. категоричен: хозяйство, как связанное с «проклятием земли », не имеет в себе эсхатологических задач и поэтому не должно становиться определяющей ценностью в человеческой жизни. По мнению Б., благовестив Нового Завета устанавливает как идеал в области хозяйственного поведения не свободу в хозяйстве и через хозяйство, но свободу от хозяйства. Хозяйство же только «попускается» христианством - оно «мирится с ним как с тяготой жизни века сего, но не более». Единственным оправданием хозяйства служит то, что в его обыденно-рутинной повседневности, где неизбежны принуждение и обман, все же создается «историческое тело человечества», которому надлежит «измениться в воскресении» (статья «Народное хозяйство и религиозная личность», 1909). Применительно к христианским церковным организациям такое положение означает, что им пристало недвусмысленное отделение от хозяйства в широком его понимании. Достаточно будет тех имущественных прав, которые поддерживают их земное существование. Но если особого хозяйственного интереса церковь иметь не должна, то это не отменяет для нее долга попечения о христианах, которые в своей обыденности вовлечены в общественную жизнь, политику и экономику. Поэтому функция церкви в обществе, по Б., быть «коллективной социальной совестью своих членов, судящей о добре и зле в социальной жизни», направлять нецерковную стихию к христианским целям (статья «Церковь и социальный вопрос», 1906). Б этом ключе затрагивается вторая тема - об общественности и церковности. Б. оперирует образом общества как «живого существа», «социальной плоти» и рассматривает его в двух состояниях. Первое состояние - внешняя религиозность, охватывающая общественный организм как оболочка. При этом состоянии общества религия освящает исторически установившиеся общественно-государственные порядки и до поры остается вполне действенной. Но ее формализм и принудительность оборачиваются в конце концов секуляризацией, когда общество освобождается от религиозной ответственности и ощущает себя как самоценность. Однако утрате подвергаются не только отжившие внешние элементы, а и трансцендентные ориентиры, что становится разрушительным для социального организма. Здесь и наступает черед новой церковности - неотягощенной грузом мирских интересов и потому независимой, вносящей в многообразие социальной жизни целостность духовного опыта. Результатом усилий такой церковности будет второе состояние новая общественность, формирующаяся из людей, живущих в единстве религиозной мотивации и социальной ответственности.