социально-филос. и эстетические теории, обосновывающие существование специфических форм иск-ва, создаваемых в расчете на то, что они будут понятны лишь небольшой группе людей, обладающих особой художественной восприимчивостью, называемой в силу этого элитой об-ва, заменяющей в своей социальной функции аристократию прежних времен («аристократия духа», «вкуса» и т. д.).
Э. и. относится к таким художественным образованиям, теория к-рых сложилась гораздо раньше, чем утвердилась и распространилась соотв. практика. Осн. элементы Э. и. к. (за исключением самого термина «элита», введенного в социологию Парето) содержатся в произведениях Шопенгауэра и Ницше, давших образцы интеллектуальной лирики и романистики, на к-рые ориентировалась впоследствии элитарная художественная лит-ра. У первого исходным пунктом соотв. теории явл. антропологическое разделение людей на два типа: «люди пользы» (впоследствии они стали называться «массой») и «люди гения», обладающие особой эстетической одаренностью, предопределяющей их к филос.-художественному творчеству. У второго ядром. аналогичной теории стала идея «сверхчеловека» — «белокурой бестии», наделенной наряду со «здоровой витальностью» зоологической «волей к власти», а также совершенно уникальной эстетической восприимчивостью. В 20 в. эти идеи были резюмированы в концепции Ортеги-и-Гассета [1], имеющей эстетико-социол. характер.
Авангардистски-модернистские тенденции, пробивавшие себе дорогу в зап. иск-ве в первой четверти 20 в., характеризовались им как элитарные, дающие возможность избранным художественным натурам, осознавшим единство друг с другом, противостоять аморфной толпе, «массе», а тем самым — «омассовляющим» тенденциям в культуре. Осн. парадокс ортегианской Э. и. к. заключался в том, что он объявил «элитарным» иск-во, среди создателей к-рого мн. вообще не хотели иметь дело не только с иск-вом, но и с духовной культурой вообще, считая себя представителями «антиискусства» и «антикультуры», а др. рассматривали свой «бунт» в иск-ве лишь как этап на пути создания «пролетарского», т. е. именно «массового», иск-ва. И лишь впоследствии, когда обнаружилась вся иллюзорность этих авангардистских утопий, а произведения «антиискусства» вновь были зачислены в разряд художественных произведений, искусствоведы начали говорить о них как о произведениях Э. и. Недоступность произведений авангардистски-модернистского иск-ва оказалась не связанной с их изначальной ориентацией на специфически художественную структуру восприятия, отсутствующую якобы у «массовой» публики в силу причин антропологического порядка. Что же касается произведений, отмеченных печатью эстетизма, к-рые действительно были ориентированы на «чистую игру» со способностью художественного восприятия, то их «принципиальная недоступность» оказалась временной и преходящей.
Однако из-за отсутствия четких критериев, позволяющих судить об адекватности понимания произведений, оказалось невозможным провести «водораздел» между «элитой» и «массой». Тем более что широкая публика, привыкшая с годами к авангардистским экстравагантностям, обнаружила склонность воспринимать их как законный атрибут совр. образа жизни и перестала демонстрировать невосприимчивость к такому иск-ву. Эти обстоятельства, свидетельствовавшие о несостоятельности Э. и. к. и о невозможности последовательного применения ее на практике, обусловили пересмотр первоначальной идеи Э. и. Попытки придать ей «леворадикалистскую» направленность (художник- авангардист как «изгой» «позднебуржуазного общества» — идея Адорно [3] ; авангардистски-модернистское иск-во как провозвестник «новой чувственности», взрывающей об-во,— концепция Маркузе [4] не увенчались успехом. Со временем утвердилась более размытая версия Э. и. к., согласно к-рой в каждый данный период в об-ве существуют несколько художественных структур (и соответственно форм иск- ва), хотя, быть может, и неравноценных в эстетическом смысле, однако необходимых «функционально», поскольку в любом об-ве наряду с эстетически развитой публикой существует (и, возможно, составляет большинство) публика эстетически неразвитая, к-рая тем не менее хочет иметь «свое» иск-во. В этом случае снимается с повестки дня осн. тезис Э. и. к.— утверждение о принципиальной недоступности иск-ва, рассматриваемого как «более высокое» той или иной категорией воспринимающей публики.
Глубокую противоречивость и утопичность Э. и. к. обнаружили как попытки создания самого Э. и., так и попытки его теоретического обоснования, имевшие место в 20 в. Как правило, то, что получало название «Э. и.», оказывалось лишь временной и преходящей формой эстетического самоутверждения тех или иных обществ, групп, выделяющихся по социальному или возрастному признаку, к-рая довольно быстро отбрасывалась за ненадобностью, превращаясь при этом в объект эстетического освоения далекими от элиты, относительно широкими слоями об-ва.