(9.05.1883—18.10. 1955) — исп. философ, социальный мыслитель и публицист, в мировоззрении к-рого противоречивым образом сочетались мотивы неокантианства, философии жизни и феноменологии. В основе эстетико-социол. воззрений О., характеризовавшего свой способ философствования как рациовитализм, лежит мысль, согласно к-рой иск-во «расширяет нашу реальность», вовлекая «неизменную материю» в процесс «ирреализации», обособляющей формы живой жизни от их вещественного содержания путем погружения их в «вихрь» творческой субъективности художника, мир его чувств и переживаний. Кантовское требование относиться к человеку так, чтобы он был для нас не средством, а целью, самоценным и автономным субъектом, О. распространяет — в кач-ве требования эстетического — на всю сферу человеческих отношений к миру. Он утверждает, что все «увиденное изнутри» есть «я», т. е. обладает нек-рым необъективируемым содержанием, понять и выразить крое можно лишь «став» этим «я».
Постичь окружающий мир, т. обр., может лишь художник, открывающий в «объектах» — будь то человек это или любой др. «предмет» — необъективируемое, в эмпирически реальном — «ирреальное», т. е. идеальное бытие [3]. Способ, каким О. предлагает осуществлять такую «ирреализацию», напоминает гуссерлевский метод «редукции» («вынесения за скобки»). Осн. эстетический акт О. видит в том, что художник поворачивается «спиной к вещам», оборачивает свой глаз «зрачком внутрь», чтобы взять образы этих вещей безотносительно к ним самим — так, как они рождаются и переживаются в его душе, в его эмоциональном мире, в стихии его «чистой субъективности». Иск-во, согласно О.,— это, по сути дела, ирреализация, художественный мир идеальной «предметности», не имеющей ничего общего с их повседневным, привычным обликом. Этот тезис лежит в основе ортегианской концепции дегуманизации иск-ва [2], являясь связующим звеном между философско-эстетическими и социально-филос, социол. воззрениями О. В работе «Дегуманизация искусства» (1925) утверждается, что способностью к восприятию «нового», т. е. «дегуманизированного», иск-ва обладает особая категория людей, отличных от всех др. своей специфической восприимчивостью к художественным достоинствам подлинно «совр.» произведений.
А главным их достоинством, достигаемым как раз на путях эстетического «обесчеловечивания» (и «распредмечивания») эмпирической реальности с целью создания «ирреального» мира, находящегося за пределами обычной, «слишком человеческой» (Ницше) действительности, явл. как раз оторванность от этой действительности, враждебное противостояние ей. Такие произведения не могут быть понятны обыкновенному «среднему» человеку, вызывая у него раздражение именно этой своей непонятностью. Область «нового иск-ва» создается, следовательно, как особая (и даже «высшая») область реальности, доступная лишь избранным художественным натурам, утверждающим в процессе наслаждения произведениями этого иск-ва и свою особенность, и свое единство друг с другом — единство элиты. В создании такого иск-ва О. видит выход из ситуации социальной нивелировки («омассовления»), аморфности и т. д., в какой, по его мн., оказалась Зап. Европа («Восстание масс», 1930) [1]. На место специфически классовой формы структурирования об-ва должна прийти социокультурная, предполагающая деление об-ва на массу и элиту, осуществляемое на основе культурного, а точнее, эстетического критерия: отношения к совр. авангардистски-модернистскому иск-ву. Ю. Н. Давыдов