(famille, sociologie de Id). Семья как предмет изучения — это излюбленное «место встречи» социологов, демографов, историков и этнологов. Эта «связь», начинавшаяся как конфронтация, послужила поводом к возникновению в конце 1960-х гг. плодотворного взаимодействия. Особенно важным оказалось совместное использование различных источников, будь то нотариальные архивы, монографические исследования или данные переписи. Среди наиболее известных работ в этой области необходимо упомянуть труды Филиппа Ариеса, Алена Жирара, Петера Ласлетта, Клода Леви-Стросса или Эдварда Шортера.
Было разработано несколько подходов. Первый занимается проблемами формирования и структурирования домашней группы, связывая тонко проработанные типологии с особенностями социально-экономического контекста Второй подход описывает эволюцию и разнообразие систем родства, в частности отношений родительства. Если принятые классификации опираются на понятие клана или рода, то «политика браков» подчиняется правилу экзогамии. Вновь установленные связи могут быть простейшими или сложными, прямыми или асимметричными, возникать немедленно или быть отсроченными. Еще один популярный сюжет: передача норм и ценностей, возможная благодаря «внушению», «пропитыванию» и «научению». Анна Бюксюэль-Дуэр и Анник Першерон указывают на следующие четыре ключевых момента: «длительное постоянство», которым отмечено воспроизводство и при помощи которого сохраняется традиция, присущая семейной группе; «исчезающее постоянство», относящееся к ситуации более или менее временного отстранения от родительского наследия; «отказ», описывающий ситуацию окончательного разрыва; новшество», т. е. недавно введенные факторы социализации. Наследие, таким образом, является той имплицитной совокупностью образов, жестов, знаний и верований, одновременно явных и скрытых, из которой индивид может в зависимости от обстоятельств что-либо почерпнуть или оставить в забвении. Конечно, это результат накопления, но также и отбора, селекции. Важное место здесь занимает память, являясь живой связью между поколениями, продолжением прошлого в настоящем, которая хорошо вписывается, как продемонстрировал в свое время Морис Хальбвакс, в динамику переоценки ценностей, и именно при ее посредстве складывается идентичность субъекта.
Тип организации семьи также заслуживает внимательного анализа. Исследования «притязаний французов», проведенные CREDO С, показывают, что здесь существует тройственная логика: имущественная, супружеская и ассоциативная, кажиз которых может быть определена в зависимости от своих «традиционных» или «модернистских» признаков. Все эти признаки не должны восприниматься как однозначные: это лишь «формальные рамки» (в зиммелевском1 смысле), эвристическая ценность которых отвечает структурированию и четко определенным целям. Например, ассоциативный тип предоставляет всем членам семьи поддержку и все необходимые средства для более или менее автономной социализации. Иерархическое распределение обязанностей более характерно для двух других типов, которые чаще всего встречаются в небольших независимых ячейках (сельскохозяйственных, ремесленных или торговых), или в прослойке наемных служащих. Более ранние исследования, вводящие понятия «продвигающих» или «традиционных» вариантов, согласно работе Джорджа Менахема, обогащают нашу дискуссию в том, что касается форм социализации, установок относительно количества детей в семье или поведения на рынке труда.
Последний важный момент: отношения внутри пары, изученные при помощи социологии повседневной жизни, включающей в рассмотрение факты и действия, которые ранее большей частью оставались без внимания и расценивались как малозначимые. Среди таких моментов: отношение к белью, к телесному контакту, к чистоте и порядку. Могут быть также определены точки «трудностей» и компромиссов: «самоотдача» и «подсчет долгов» без конца смешиваются, чередуются на протяжении кратких периодов, включаются в двусмысленные действия, а иногда развиваются параллельно. Для Жан-Клода Кауфмана, автора работы «Перепитии супружества» (La Trame conjugate, 1992), одним из наиболее интересных показателей являются «выраженьица», «которые срываются с уст, короткие, но жестокие», когда один из партнеров считает, что пришла пора платить за уступки, некогда им совершенные. Как только взаимность начинает восприниматься как «текущая», а не как потенциальная величина, в ход идет другая «техника». Тут же мобилизуются все «изыски» разговора или невербальной коммуникации, не забыты варианты «плутовства» или «отступничества» (trick/exidt в терминологии Альберта Хиршмана), «микросоциальное в наиболее тонких проявлениях смешивается с макросоциальным в наиболее широком смысле, создавая повседневные привычки».
В коллективной работе «Мудрость и беспорядок» (La Sagesse et le desordre; Paris, 1980, p. 247) Сабина Шаллон-Демерса отмечает, что в глазах общественного мнения семья в последнее время имеет тенденцию к разрушению, разъединению: «Некоторые сожалеют об этом, другие — радуются, но все единодушно служат по ней погребальную мессу». Опросы подтверждают первое впечатление: снижение количества детей в семье настораживает, больших семей становится все меньше, проживание под одной крышей супружеских пар, принадлежащих к разным поколениям, осталось в прошлом... Другие статистические данные еще ярче подчеркивают эти тенденции и привлекают внимание к кризису рождаемости, превращению развода в обыденное дело (банализации), развитию сожительства среди молодежи и росту числа внебрачных детей. Несмотря на всю суровость такого заключения, оно пока не означает ни разрушения домашнего мира, ни необратимости упадка института семьи. Последний подключает свои адаптационные способности, изобретает новые правила и вновь делает актуальной привязанность к семейному очагу.
Кроме того, солидарность разных поколений, выражаемая в форме завещаний, дарения или наследства, продолжает сохранять большую значимость: она являет собой совокупность права и долга, обязанностей и ожиданий. Помощь, длительная или целевая, может быть связана как с императивами «выживания», так и с «продвижением», и может выражаться по-разному: в предоставлении крова, уходе за детьми или заболевшим членом семьи, финансовой помощи... В свою очередь, молодые не остаются в долгу. Их эмоциональная поддержка оценивается высоко, особенно в случае немощи, болезни или вдовства представителей старшего поколения. Близость проживания также не исчезла: 75% женившихся детей проживают менее чем в 20 км от родителей. Все эти контакты усиливают связи внутри группы и ее гомогенность. Сведения, которыми обмениваются поколения, зачастую представляют большой интерес, поскольку могут быть использованы для укрепления отношений, устройства жилища, поиска работы или совершенствования в рукоделии или садоводстве. Все перечисленные изменения противостоят тенденции к нуклеаризации. Превратности конъюнктуры не угрожают динамике семьи, а усиливают ее. Влияние родителей (аффективное, ритуальное или символическое) далеко не ограничивается сельским обществом, оно остается по-прежнему сильным. «Любовь к генеалогическому древу» становится совместимой с распылением клана, который принимает слабо определенную форму (входят ли в него неженатые сожители или дети второго брака?) и опирается на «коллективизм», «удовольствие от совместного времяпрепровождения», на деятельность, приобретшую черты «большего равноправия и меньшей кодификации». Если читатель хочет подробнее ознакомиться с различными проблемами, он может обратиться к работам Жана Келлерхалса, Луи Русселе, Мартина Сегалена или Франсуа де Сингли.