1880- 1936) - нем. философ, представитель философии жизни; философ истории и культуры; соц. философ и публицист, автор широко известного труда "Закат Европы", в к-ром пророчил неминуемую гибель западноевропейской цивилизации. Философия истории Ш. строится на основе специфического истолкования культуры, к-рая рассматривается, во-первых, не как единая общечеловеческая культура, а как расколотая на 8 типов, каждый из к-рых вырастает на основе своего собственного уникального "прафеноме-на" - способа "переживания жизни": египетская, индийская,вавилонская, китайская,греко-римская, византийско-арабская, культура майя, а также пробуждающаяся русско-сибирская культура; во-вторых, - как подчиненная жесткому ритму, определяющему основные фазы ее внутреннего развития: рождение и детство, молодость и зрелость, старость и "закат". На основе этой ритмики в пределах общего "цикла" эволюции каждой из вышеупомянутых культур выделяются два главных этапа: этап восхождения культуры - собственно "культура" и этапы ее нисхождения - цивилизация; первый из них характеризуется "органическим" типом эволюции во всех сферах человеческой жизни - соц. и политич., религиозной и этич., художественной и научн., второй - "механическим" типом эволюции, представляющим собою "окостенение" органич. жизни культуры и ее распад. Соч.: Закат Европы. М., 1993. Ю.Н. Давыдов.
ШПЕНГЛЕР Освальд
ШПЕНГЛЕР (Spengler) Освальд
Источник: Российская социологическая энциклопедия
Шпенглер Освальд
1880-1936) родился в небольшом провинциальном городке Бланкенбурге в семье почтового чиновника. Он был старшим из четырех детей и единственным мальчиком. В 1891 году семья переехала в Галле, где юный Шпенглер изучал латинский язык в заведениях Франке. Шпенглер изучает математику, естественные науки и философию в университете Галле, Мюнхенском и Берлинском университетах. Он защищает диссертацию на тему «Метафизические основы философии Гераклита» в университете Галле и получает докторскую степень по философии в 1904. Затем Шпенглер работает учителем в Гамбурге. Академическую карьеру начал в Мюнхенском университете в качестве преподавателя математики. Пытался заняться публицистикой, однако, после прихода к власти нацистов в 1933 году вел уединенную жизнь. Основные труды «Закат Европы» Т. 1 — 1918, Т. 2 — 1922). «Человек и техника» (1931), «Годы решений» (1933). Предметом философско-культурологических исследований Шпенглера была «морфология всемирной истории»: своеобразие мировых культур (или «духовных эпох»), рассматриваемых, как неповторимые органические формы, понимаемые с помощью аналогий. Решительно отвергая общепринятую условную периодизацию истории на «Древний мир — Средние века — Новое Время» (поскольку она никакого значения не имеет для неевропейских обществ), Шпенглер предлагает другой взгляд на мировую историю — как на ряд независимых друг от друга культур, проживающих, подобно живым организмам, периоды зарождения, становления и умирания. Нивелирующее единство идеи всемирно-исторического процесса Шпенглер предлагает заменить более богатой содержанием картиной — циклической историей возникновения, расцвета и гибели многочисленных самобытных и неповторимых культур. К числу «великих культур», вполне реализовавших свои потенции, Шпенглер относит китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, византийско-арабскую, западную, культуру майя, а также «пробуждающуюся» русско-сибирскую. Уникальность каждой культуры обеспечивается своеобразием ее «души»: в основе античной культуры лежит «аполлоновская» душа, арабской — «магическая», западной — «фаустовская» и т. д.Умирание всякой культуры, будь то египетской или «фаустовской» (то есть западной культуры XII—XVIII вв), характеризуется переходом от культуры к цивилизации. Отсюда ключевое в его концепции противопоставление на «становящееся» (культура) и «ставшее» (цивилизация). Последовательно проводимый Шпенглером тезис об уникальности культур, их сменяемости (не преемственности) вел к признанию их ценностной эквивалентности: все они равны по своему историческому значению и должны сопоставляться вне всяких оценочных категорий. Каждая культура, исчерпывая свои внутренние творческие возможности, мертвеет и переходит в фазу цивилизации («цивилизация», по Шпенглеру, есть кризисный исход, завершение любой культуры), для которой свойственны атеизм и материализм, агрессивная экспансия вовне, радикальный революционизм, сциентизм и техницизм, а также урбанизация. Согласно Ш., «в мировом городе нет народа, а есть масса. Присущее ей непонимание традиций, борьба с которыми есть борьба против культуры, против знати, церкви, привилегий, династий, преданий в искусстве, границ познаваемого в науке... «Закат Европы».
Источник: Словарь терминов по модулю «Город как социальная система»
ШПЕНГЛЕР Освальд
(29.05.1880, Бланкенбург, Гарц — 8.05. 1936, Мюнхен) — нем. философ истории и культуры; представитель философии жизни; социальный философ и публицист консервативно-националистического направления, подготовившего интеллектуальную атмосферу для т. наз. «национал-социалистического мировоззрения», к-рое ассимилировало ряд идей Ш.; автор широко известного труда «Закат Европы», в к-ром предсказывал неминуемую гибель зап.-европ. цивилизации. Философия истории Ш. строится на основе специфического истолкования культуры, к-рая рассматривается, во-первых, не как единая общечеловеческая культура, а как расколотая на восемь культур, каждая из к-рых вырастает на основе своего собственного уникального «прафеномена» — способа «переживания жизни»: египетская, индийская, вавилонская, китайская, греко-римская, византийско-арабская, культура майя, а также пробуждающаяся русско-сибирская культура; во-вторых, как подчиненная жесткому биологическому ритму, определяющему осн. фазы ее внутр. развития: рождение и детство, молодость и зрелость, старость и «закат». На основе этой биологической ритмики в пределах общего «цикла» эволюции каждой из вышеупомянутых культур выделяются два главных этапа: этап восхождения культуры (собственно «культура») и этап ее нисхождения («цивилизация»). Первый из них характеризуется «органическим» типом эволюции во всех сферах человеческой жизни — социальной и политической, религ. и этической, художественной и научной, второй — «механическим» типом эволюции, представляющим собою «окостенение» органической жизни культуры и ее распад.
Эпоха «закостеневания» творческих начал культуры в механически-безжизненных формах «цивилизации» сопровождается, по Ш., процессами «омассовления», проникающими во все сферы человеческой жизни. Символами этого «омассовления» явл. огромные города, приходящие на место разбросанных по земле (и живущих в неразрывном единстве с нею) деревень и небольших городов. Процесс «омассовления», означающий развитие «цивилизации» на основе количественного принципа, заменившего кач. принцип «культуры», находит свое дополнение в «глобализации» форм и способов человеческого существования — хоз-ва, политики, техники, науки и т. д.; а это в свою очередь свидетельствует о господстве в жизни человека «цивилизации» принципа пространства над принципом времени. Это находит концентрированное выражение в мировых войнах, цель к-рых — глобальное господство над миром гос-ва победителя — явл. высшим смыслом существования «цивилизации» и олицетворяющего ее «Цезаря» (фигура, согласно Ш., неизменно возникавшая во всех культурах на стадии «цивилизации») [2]. Несмотря на то что бесконечная череда войн, ведущихся за мировое господство, и есть, по Ш., форма самоотрицания и гибели культуры в целом, он относится к подобной перспективе с мрачным воодушевлением, не видя для людей эпохи «цивилизации» никакого более высокого смысла, чем участие в таких войнах («Годы решения. Германия и всемирно-историческое развитие», 1933) [4]. В целом его концепция отмечена «свинцовым» (по выражению Т. Манна) фатализмом, не оставляющим человеку никакой иной перспективы, кроме перспективы следования требованиям, предъявляемым ему культурой, замкнутой в рамках своего способа «переживания жизни» и своего «жизненного ритма»; отсюда и своеобразный «героический пессимизм» Ш., требующий от человека энтузиазма в ситуации фатально предписанной ему перспективы существования — какова бы она ни была («Пессимизм?», 1921). Не являясь автором идеи выделения в рамках культуры «органических» и «механических» начал, Ш. придал этой дихотомии настолько сенсационную форму, что, говоря о «культуре» и «цивилизации», в социально-филос. и социол. литре чаще всего ссылаются именно на него. Социальная философия Ш. неоднократно подвергалась аргументированной и убедительной критике с самых различ. сторон, что, однако, не мешало ее популярности в тех кругах, к-рые ориентировались не на разумность теоретической аргументации, а на эмоциональное впечатление, производимое эстетски-снобистской манерой изложения, получившей характер моды в зап. социальной философии 20 в. [5].
Эпоха «закостеневания» творческих начал культуры в механически-безжизненных формах «цивилизации» сопровождается, по Ш., процессами «омассовления», проникающими во все сферы человеческой жизни. Символами этого «омассовления» явл. огромные города, приходящие на место разбросанных по земле (и живущих в неразрывном единстве с нею) деревень и небольших городов. Процесс «омассовления», означающий развитие «цивилизации» на основе количественного принципа, заменившего кач. принцип «культуры», находит свое дополнение в «глобализации» форм и способов человеческого существования — хоз-ва, политики, техники, науки и т. д.; а это в свою очередь свидетельствует о господстве в жизни человека «цивилизации» принципа пространства над принципом времени. Это находит концентрированное выражение в мировых войнах, цель к-рых — глобальное господство над миром гос-ва победителя — явл. высшим смыслом существования «цивилизации» и олицетворяющего ее «Цезаря» (фигура, согласно Ш., неизменно возникавшая во всех культурах на стадии «цивилизации») [2]. Несмотря на то что бесконечная череда войн, ведущихся за мировое господство, и есть, по Ш., форма самоотрицания и гибели культуры в целом, он относится к подобной перспективе с мрачным воодушевлением, не видя для людей эпохи «цивилизации» никакого более высокого смысла, чем участие в таких войнах («Годы решения. Германия и всемирно-историческое развитие», 1933) [4]. В целом его концепция отмечена «свинцовым» (по выражению Т. Манна) фатализмом, не оставляющим человеку никакой иной перспективы, кроме перспективы следования требованиям, предъявляемым ему культурой, замкнутой в рамках своего способа «переживания жизни» и своего «жизненного ритма»; отсюда и своеобразный «героический пессимизм» Ш., требующий от человека энтузиазма в ситуации фатально предписанной ему перспективы существования — какова бы она ни была («Пессимизм?», 1921). Не являясь автором идеи выделения в рамках культуры «органических» и «механических» начал, Ш. придал этой дихотомии настолько сенсационную форму, что, говоря о «культуре» и «цивилизации», в социально-филос. и социол. литре чаще всего ссылаются именно на него. Социальная философия Ш. неоднократно подвергалась аргументированной и убедительной критике с самых различ. сторон, что, однако, не мешало ее популярности в тех кругах, к-рые ориентировались не на разумность теоретической аргументации, а на эмоциональное впечатление, производимое эстетски-снобистской манерой изложения, получившей характер моды в зап. социальной философии 20 в. [5].
ШПЕНГЛЕР (Spengler) Освальд
1880-1936) - немецкий мыслитель и философ, один из основоположников философии культуры, автор оригинальной философско-исторической концепции. Продолжатель традиции немецкого романтизма и "философии жизни", поклонник Ф. Ницше и И.Ф. Гете. Основные сочинения: "Закат Европы" (в двух томах, 1918-1922, на протяжении 1918-1920 вышло 32 издания первого тома); "Пруссачество и социализм" (1920); "Пессимизм ли это?" (1921); "Человек и техника" (1931); "Годы решений. Германия и всемирно-историческое развитие" (1933) и др.
В качестве несущей конструкции социальной философии Ш. выступает понятие "душа" - субстанциальное начало всех начал или иррациональная "совокупность возможностей, которые необходимо осуществить". "Душа" у Ш. менее всего способна осознать себя самое и более всего стремится к самопроявлению. "Свое иное" "душа" обретает в "жизни", органической, взаимосвязанно-целостной, противостоящей неживой природе как механической системе и "царству причинности". С точки зрения Ш., история (совокупность образов, наглядных картин, разнообразных символов - плодов "глубинного переживания") и природа (система законов, формул и жестких определений) являют собой два различных вида отображения действительности в картине мироздания. Если, по Ш., на первый план выходит "ставшее" - это миры Парменида, Р. Декарта, И. Ньютона или "природа"; если "ставшее" уступает образу "становления" - это мир Платона, Гете, Бетховена или "история". По мысли Ш., "действительность становится природой, если все становление рассматривать с точки зрения ставшего; она есть история, если ставшее подчинено становлению". (В идее приоритета становления над ставшим Ш. был последователем Гераклита.)
В качестве фундамента исторического метода Ш. выступал концепт "смысла чисел", еще более дистанцирующий друг от друга природу и историю. По мысли Ш., духовная жизнь человека, наделенного "бодрствующим сознанием", разворачивается во времени и в определенном направлении. Как результат, в сознании индивида конституируется присущая только ему его личная картина мира: либо образно-символическая, либо рационально-понятийная. Культура, подразделяемая Ш. на возможную и осуществленную (действительную), отображается в сознании человека. Посредством типа математического числа или слова фиксируется образное мирочувствование уже ставшего, осуществленного - "природа", согласно Ш., "исчислима". История же - как динамичное осуществление возможной культуры - сопряжена с хронологическими величинами и чужда однозначным расчетам. При этом, согласно Ш., саморазвитие культуры возможно лишь в контексте осознания ее субъектами значимости процедур измерения, счета, формирования и фиксации образов внешнего мира и т.д. Так, в контексте концепции "смысла чисел" античная культура, базирующаяся, по Ш., на конечности, телесности числового ряда, противоположена цивилизации современного Запада, фундируемой числовой идеей бесконечности. Древнеегипетская же культура, создавшая "жуткие символы воли к длительности во времени", есть воплощение "забот" о прошедшем и о будущем: мумифицирование, по Ш., - символ отрицания неумолимости времени.
Свое собственное видение истории Ш. определил как критику классического историзма: по его мнению, именно хронология и "глубинное переживание" судеб культур обусловливают систематизацию явлений по историческому методу - культурология в таком контексте выступает в качестве "морфологии" истории. По схеме Ш., все способы познания суть "морфологии"; морфология природы - это обезличенная систематика; морфология же органического - жизни и истории - есть "физиогномика" или перенесенное в духовную область подчеркнуто индивидуализированное искусство "портрета культуры". Традиционная линейная периодизация планетарного прогресса, представляющая исторический процесс как поступательное развитие человеческого общества во всемирном масштабе ("Древний мир - Средние века - Новое время"), не имеет, по Ш., никакого значения для неевропейских обществ; концепция "всемирной истории" определяется Ш. как "птолемеева система истории", основанная на европоцентризме в понимании иных культур.
Нивелирующее единство идеи всемирно-исторического процесса Ш. предлагает заменить более богатой содержанием картиной - циклической историей возникновения, расцвета и гибели многочисленных самобытных и неповторимых культур. С точки зрения Ш., "человечество" - пустое слово, внимания заслуживает только "феномен множества мощных культур, с первобытной силой вырастающих из недр своей страны, к которой они сторого привязаны на всем протяжении своего существования, и каждая из них налагает на свой материал - человечество - свою собственную форму, у каждой своя собственная идея, собственные страсти, собственная жизнь, желания и чувствования и, наконец, собственная смерть". К числу "великих культур", вполне реализовавших свои потенции, Ш. относит китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, византийско-арабскую, западную, культуру майя, а также "пробуждающуюся" русско-сибирскую. Уникальность каждой культуры обеспечивается своеобразием ее "души": в основе античной культуры лежит "аполлоновская" душа, арабской - "магическая", западной - "фаустовская" и т.д.
Постижение культурных форм, по мнению Ш., в корне противоположно абстрактному научному познанию и основано на непосредственном "чувстве жизни". Проявления той или иной культуры объединяет не только общая хронологическая и географическая отнесенность, но прежде всего - тождество стиля, которое обнаруживается в искусстве, политике, экономической жизни, научном видении мира и т.п. Внутреннее единство культуры как живого организма выявляется изучением ее морфологии. Идея целостности культуры, "физиогномического" единства всех ее проявлений оказала значительное влияние на философию культуры 20 в. Последовательно проводимый Ш. тезис об уникальности культур, их сменяемости (не преемственности) вел к признанию их ценностной эквивалентности: все они равны по своему историческому значению и должны сопоставляться вне всяких оценочных категорий. (С точки зрения Ш., историю надо рассматривать "не глазами партийного человека, идеолога или современного моралиста, а с вневременной высоты".)
Сравнительный анализ культур, как считает Ш., обнаруживает единство их судьбы: каждая культура проходит одну и ту же последовательность фаз развития, и основные черты каждой фазы тождественны во всех культурах; все культуры сходны по длительности существования (около 1000 лет) и темпам своего развития; исторические события, относящиеся к одной культуре, имеют соответствия (гомологии) во всех других. "Я надеюсь доказать, - писал Ш., - что все без исключения великие создания и формы религии, искусства, политики, общества, хозяйства, науки во всех культурах одновременно возникают, завершаются и угасают; что внутренняя структура одной вполне соответствует всем другим, но нет ни одного, имеющего в исторической картине глубокое физиогномическое значение явления одной из них, к которому бы не нашлось параллелей во всех других, притом в строго показательной форме и на вполне определенном месте". Каждая культура, исчерпывая свои внутренние творческие возможности, мертвеет и переходит в фазу цивилизации ("цивилизация", по Ш., есть кризисный исход, завершение любой культуры), для которой свойственны атеизм и материализм, агрессивная экспансия вовне, радикальный революционизм, сциентизм и техницизм, а также урбанизация. Согласно Ш., "в мировом городе нет народа, а есть масса. Присущее ей непонимание традиций, борьба с которыми есть борьба против культуры, против знати, церкви, привилегий, династий, преданий в искусстве, границ познаваемого в науке, ее превосходящая крестьянский ум острая и холодная рассудочность, ее натурализм совершенно нового склада, идущий гораздо дальше назад, чем Руссо и Сократ, и непосредственно соприкасающийся в половых и социальных вопросах с первобытными человеческими инстинктами и условиями жизни, то "panem et circenses", которое в наши дни оживает под личиной борьбы за заработную плату и спортивных состязаний, - все это признаки новой по отношению к окончательно завершенной культуре и к провинции, поздней и лишенной будущего, однако неизбежной формы человеческого существования".
Ш. отказался от идей всемирного единства истории и прогресса как общей направленности исторического развития, отрицал какой бы то ни было высший смысл истории, а также опровергал гипотезу об эпохальном ее членении ("наподобие какого-то ленточного червя, неутомимо наращивающего эпоху за эпохой"). Культуры, по мнению Ш., возникают "с возвышенной бесцельностью, подобно цветам в поле", и столь же бесцельно уходят со сцены ("...лишь живые культуры умирают", - писал он), не оставляя после себя ничего. Морфология культуры Ш. сообщила западному миру, что он неудержимо клонится к закату: по убеждению Ш., рационалистическая цивилизация означает деградацию высших духовных ценностей культуры, обреченной на гибель. Великие культуры прошлого, по мысли Ш., как бы демонстрируют Западу его собственную судьбу, его ближайшее историческое будущее.
Ш. никогда не обманывался по поводу истинной сути и исторических судеб трагического российского эксперимента 1917: "социализм, по его убеждению, вопреки внешним иллюзиям - отнюдь не есть система милосердия, гуманизма, мира и заботы, а есть система воли к власти... "благоденствие" в экспансивном смысле... Все остальное самообман". Ш. также открыто отказался от сотрудничества с нацистами в Германии. "Закат Европы" Ш. - одно из первых произведений, открывших тему кризиса культуры, имеющую фундаментальное значение для современного западного самосознания. Трансформация науки и философии в абстрактные и самодостаточные игры "чистыми" понятиями и функциональными числами ("утончение интеллекта"), по Ш., - пагубна для Запада.
Тойнби , Ортега-и-Гассет и др. не скрывали собственной увлеченности духом прорицаний Ш.; Бердяев полагал гениальной мысль Ш. о том, что буддизм, стоицизм и социализм "фазисно однородны". По Ш., 19 в. рассматривал историю как дорогу, по которой "человечество храбро маршировало все дальше... Но куда? Как долго? И что потом..?". Ш. как метакультурный диагност, рационально предостерегавший о грядущем Апокалипсисе в Европе, разработавший многомерную и содержательную историческую концепцию, покончивший с плоским прогрессизмом рационалистического толка, оказался прежде всего философом будущего для любой современности.
Т.Г. Румянцева
В качестве несущей конструкции социальной философии Ш. выступает понятие "душа" - субстанциальное начало всех начал или иррациональная "совокупность возможностей, которые необходимо осуществить". "Душа" у Ш. менее всего способна осознать себя самое и более всего стремится к самопроявлению. "Свое иное" "душа" обретает в "жизни", органической, взаимосвязанно-целостной, противостоящей неживой природе как механической системе и "царству причинности". С точки зрения Ш., история (совокупность образов, наглядных картин, разнообразных символов - плодов "глубинного переживания") и природа (система законов, формул и жестких определений) являют собой два различных вида отображения действительности в картине мироздания. Если, по Ш., на первый план выходит "ставшее" - это миры Парменида, Р. Декарта, И. Ньютона или "природа"; если "ставшее" уступает образу "становления" - это мир Платона, Гете, Бетховена или "история". По мысли Ш., "действительность становится природой, если все становление рассматривать с точки зрения ставшего; она есть история, если ставшее подчинено становлению". (В идее приоритета становления над ставшим Ш. был последователем Гераклита.)
В качестве фундамента исторического метода Ш. выступал концепт "смысла чисел", еще более дистанцирующий друг от друга природу и историю. По мысли Ш., духовная жизнь человека, наделенного "бодрствующим сознанием", разворачивается во времени и в определенном направлении. Как результат, в сознании индивида конституируется присущая только ему его личная картина мира: либо образно-символическая, либо рационально-понятийная. Культура, подразделяемая Ш. на возможную и осуществленную (действительную), отображается в сознании человека. Посредством типа математического числа или слова фиксируется образное мирочувствование уже ставшего, осуществленного - "природа", согласно Ш., "исчислима". История же - как динамичное осуществление возможной культуры - сопряжена с хронологическими величинами и чужда однозначным расчетам. При этом, согласно Ш., саморазвитие культуры возможно лишь в контексте осознания ее субъектами значимости процедур измерения, счета, формирования и фиксации образов внешнего мира и т.д. Так, в контексте концепции "смысла чисел" античная культура, базирующаяся, по Ш., на конечности, телесности числового ряда, противоположена цивилизации современного Запада, фундируемой числовой идеей бесконечности. Древнеегипетская же культура, создавшая "жуткие символы воли к длительности во времени", есть воплощение "забот" о прошедшем и о будущем: мумифицирование, по Ш., - символ отрицания неумолимости времени.
Свое собственное видение истории Ш. определил как критику классического историзма: по его мнению, именно хронология и "глубинное переживание" судеб культур обусловливают систематизацию явлений по историческому методу - культурология в таком контексте выступает в качестве "морфологии" истории. По схеме Ш., все способы познания суть "морфологии"; морфология природы - это обезличенная систематика; морфология же органического - жизни и истории - есть "физиогномика" или перенесенное в духовную область подчеркнуто индивидуализированное искусство "портрета культуры". Традиционная линейная периодизация планетарного прогресса, представляющая исторический процесс как поступательное развитие человеческого общества во всемирном масштабе ("Древний мир - Средние века - Новое время"), не имеет, по Ш., никакого значения для неевропейских обществ; концепция "всемирной истории" определяется Ш. как "птолемеева система истории", основанная на европоцентризме в понимании иных культур.
Нивелирующее единство идеи всемирно-исторического процесса Ш. предлагает заменить более богатой содержанием картиной - циклической историей возникновения, расцвета и гибели многочисленных самобытных и неповторимых культур. С точки зрения Ш., "человечество" - пустое слово, внимания заслуживает только "феномен множества мощных культур, с первобытной силой вырастающих из недр своей страны, к которой они сторого привязаны на всем протяжении своего существования, и каждая из них налагает на свой материал - человечество - свою собственную форму, у каждой своя собственная идея, собственные страсти, собственная жизнь, желания и чувствования и, наконец, собственная смерть". К числу "великих культур", вполне реализовавших свои потенции, Ш. относит китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, византийско-арабскую, западную, культуру майя, а также "пробуждающуюся" русско-сибирскую. Уникальность каждой культуры обеспечивается своеобразием ее "души": в основе античной культуры лежит "аполлоновская" душа, арабской - "магическая", западной - "фаустовская" и т.д.
Постижение культурных форм, по мнению Ш., в корне противоположно абстрактному научному познанию и основано на непосредственном "чувстве жизни". Проявления той или иной культуры объединяет не только общая хронологическая и географическая отнесенность, но прежде всего - тождество стиля, которое обнаруживается в искусстве, политике, экономической жизни, научном видении мира и т.п. Внутреннее единство культуры как живого организма выявляется изучением ее морфологии. Идея целостности культуры, "физиогномического" единства всех ее проявлений оказала значительное влияние на философию культуры 20 в. Последовательно проводимый Ш. тезис об уникальности культур, их сменяемости (не преемственности) вел к признанию их ценностной эквивалентности: все они равны по своему историческому значению и должны сопоставляться вне всяких оценочных категорий. (С точки зрения Ш., историю надо рассматривать "не глазами партийного человека, идеолога или современного моралиста, а с вневременной высоты".)
Сравнительный анализ культур, как считает Ш., обнаруживает единство их судьбы: каждая культура проходит одну и ту же последовательность фаз развития, и основные черты каждой фазы тождественны во всех культурах; все культуры сходны по длительности существования (около 1000 лет) и темпам своего развития; исторические события, относящиеся к одной культуре, имеют соответствия (гомологии) во всех других. "Я надеюсь доказать, - писал Ш., - что все без исключения великие создания и формы религии, искусства, политики, общества, хозяйства, науки во всех культурах одновременно возникают, завершаются и угасают; что внутренняя структура одной вполне соответствует всем другим, но нет ни одного, имеющего в исторической картине глубокое физиогномическое значение явления одной из них, к которому бы не нашлось параллелей во всех других, притом в строго показательной форме и на вполне определенном месте". Каждая культура, исчерпывая свои внутренние творческие возможности, мертвеет и переходит в фазу цивилизации ("цивилизация", по Ш., есть кризисный исход, завершение любой культуры), для которой свойственны атеизм и материализм, агрессивная экспансия вовне, радикальный революционизм, сциентизм и техницизм, а также урбанизация. Согласно Ш., "в мировом городе нет народа, а есть масса. Присущее ей непонимание традиций, борьба с которыми есть борьба против культуры, против знати, церкви, привилегий, династий, преданий в искусстве, границ познаваемого в науке, ее превосходящая крестьянский ум острая и холодная рассудочность, ее натурализм совершенно нового склада, идущий гораздо дальше назад, чем Руссо и Сократ, и непосредственно соприкасающийся в половых и социальных вопросах с первобытными человеческими инстинктами и условиями жизни, то "panem et circenses", которое в наши дни оживает под личиной борьбы за заработную плату и спортивных состязаний, - все это признаки новой по отношению к окончательно завершенной культуре и к провинции, поздней и лишенной будущего, однако неизбежной формы человеческого существования".
Ш. отказался от идей всемирного единства истории и прогресса как общей направленности исторического развития, отрицал какой бы то ни было высший смысл истории, а также опровергал гипотезу об эпохальном ее членении ("наподобие какого-то ленточного червя, неутомимо наращивающего эпоху за эпохой"). Культуры, по мнению Ш., возникают "с возвышенной бесцельностью, подобно цветам в поле", и столь же бесцельно уходят со сцены ("...лишь живые культуры умирают", - писал он), не оставляя после себя ничего. Морфология культуры Ш. сообщила западному миру, что он неудержимо клонится к закату: по убеждению Ш., рационалистическая цивилизация означает деградацию высших духовных ценностей культуры, обреченной на гибель. Великие культуры прошлого, по мысли Ш., как бы демонстрируют Западу его собственную судьбу, его ближайшее историческое будущее.
Ш. никогда не обманывался по поводу истинной сути и исторических судеб трагического российского эксперимента 1917: "социализм, по его убеждению, вопреки внешним иллюзиям - отнюдь не есть система милосердия, гуманизма, мира и заботы, а есть система воли к власти... "благоденствие" в экспансивном смысле... Все остальное самообман". Ш. также открыто отказался от сотрудничества с нацистами в Германии. "Закат Европы" Ш. - одно из первых произведений, открывших тему кризиса культуры, имеющую фундаментальное значение для современного западного самосознания. Трансформация науки и философии в абстрактные и самодостаточные игры "чистыми" понятиями и функциональными числами ("утончение интеллекта"), по Ш., - пагубна для Запада.
Тойнби , Ортега-и-Гассет и др. не скрывали собственной увлеченности духом прорицаний Ш.; Бердяев полагал гениальной мысль Ш. о том, что буддизм, стоицизм и социализм "фазисно однородны". По Ш., 19 в. рассматривал историю как дорогу, по которой "человечество храбро маршировало все дальше... Но куда? Как долго? И что потом..?". Ш. как метакультурный диагност, рационально предостерегавший о грядущем Апокалипсисе в Европе, разработавший многомерную и содержательную историческую концепцию, покончивший с плоским прогрессизмом рационалистического толка, оказался прежде всего философом будущего для любой современности.
Т.Г. Румянцева
Источник: Социология: энциклопедия
