ТЕОРИИ МОДЕРНИЗАЦИИ

совокупность концепций обществ.-экономического и политического развития в зап. социологии, объясняющих процесс перехода от стабильного «традиционного» к непрерывно меняющемуся совр. индустриальному об-ву. «М.» — нечеткий собирательный термин, к-рый за рубежом относят к разнородным социальным и политическим процессам, как исторически сопровождавшим индустриализацию в странах развитого капитализма, так и сопутствующим ей ныне в странах «третьего мира» после крушения колониальной системы. «Первичная» М. охватывает эпоху первой промышленной революции, разрушения традиционных наследственных привилегий и провозглашения равных гражданских прав, демократизации и т. д. Здесь проблемы М., по существу, совпадают с классическими проблемами генезиса капитализма и обычно решаются на стыке социологии и истории либо в духе эволюционизма 19 в., в рамках той или иной концепции всемирно-исторического процесса, либо с т. зр. совр. концепций многолинейной социокультурной эволюции (Неоэволюционизм). «Вторичная» М. и индустриализация развивающихся стран, в отличие от первой, протекают при наличии зрелых социально-экономических и культурных образцов в лице более старых промышленных стран. Здесь проблема «прорыва» традиционного образа жизни ставится в М. т. как проблема формирования совр. об-ва в разных странах и частях света под непосредственным влиянием социокультурных контактов с уже существующими центрами рыночно-индустриальной культуры. В этом случае наряду с эволюционистской трактовкой М. как повышения сложности обществ, организации в рез-те роста структурной и функциональной дифференциации, возникновения новых форм интеграции, увеличения адаптивной способности данного об-ва и т. п. привлекаются методы диффузионизма.
У М. т. нет общепризнанных создателей и четких исходных посылок [3]. Под М. часто имеют в виду более широкие процессы, чем происхождение капитализма или переход к нему, рассуждая в плане философии культуры, цивилизации, эпохальных переворотов в мировоззрении и т. п. Тогда теория капитализма лишь часть М. т. [6]. Внешнее отличие М. т. от др. теорий обществ, развития составляет опред. социально-филос. концепция «современности», выросшая из осевой традиции классической социологии. Ее центральная идея состоит в том, что М. увеличивает индивидуальную автономию, свободу. Ранним аналогом базовой для М. т. дуальной типологии «традиция — современность» явл. различение у Маркса «архаической» (первичной) и «вторичной» обществ, формаций, где традиционные естеств. отношения как непосредственно личные противопоставляются основанным на господстве частной собственности обществ, материально-вещным отношениям, опосредованным товарным обменом, разделением труда и т. п.
Объективную базу «личной независимости», освобождения индивида от принадлежности к ограниченному «природному» сообществу (роду, общине и т. п.) создает во вторичной формации именно «вещная зависимость», «система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций» [1, 100—101]. Более поздние дуально-полярные социол. типологии («общность — об-во» Тенниса, «механическая — органическая солидарности» Дюркгейма и др.) с разных сторон и с разными оценками фиксировали сходное направление социальной эволюции: общий отход от всеохватывающей недифференцированной принадлежности людей к конкретным группам, от родственных и др. видов «приписных» (по рождению) отношений как центральных принципов организации об-ва в пользу многообразных ролевых отношений по соглашению, движение от «приписанного» социального положения к «достигаемому» лично, от Статуса к Договору (Г. Мейн), от «первичных» к «вторичным» группам (Кули), от «партикуляристских» к «универсалистским» критериям группового членства (Парсонс) и т. п. Важные для М. т. филос.-исторические представления, восходящие к концепциям «рационализации» (М. Вебер) или «абстрактизации» (Зиммель), выделяют аналогичные процессы: все отношения совр. мира становятся более абстрактными, формально-рациональными (из-за развития капиталистического рынка, денежного хоз-ва и т. п.) по сравнению с очень конкретными отношениями досовр. об-в; в мировых религиях усиливаются всеобщие этические принципы за счет внешних обрядов (по М. Веберу, первый шаг «рационализации»—замена магии верой в единого Бога с небывало высокими моральными требованиями); принадлежность к конкретной культуре перестает быть необходимым условием личной религиозности: «совр.» вера — частное дело, определяемое свободой выбора, и т. п. Веберианская традиция в М. т. ищет связи между углублением религ. транс ценденции, дистанцирования во имя высшего духовного начала от мира (что и позволяет смотреть на него как на неодухотворенный объект рациональных технических манипуляций, позитивного естествознания и проч.) и ростом индивидуальной автономии, свободы вместе с рациональной экономической этикой [5]. В конечном счете и «совр.» свобода хоз-ва, и свобода мысли, требующиеся для М., опираются на один принцип — рационализм.
Широко понимаемая «рационализация» нередко переосмысляется в М. т. в духе позитивистского эволюционизма. Вся социальная эволюция (и М. в т. ч.) зависит от эволюции рациональности, рост к-рой продуцирует культурные нововведения. Преодоление эволюционной «отсталости» традиционных об-в мыслится рез-том такого изменения социальных ин-тов, к-рое поощряло бы развитие рациональности европ. типа, вознаграждало индивидуальные усилия, умственную энергию и изобретательность. Наиболее высокий уровень развития опред. форм рациональности (экономической прежде всего) при эффективном сочетании обществ, организации с предпринимательской этикой характеризуют индустриальный капитализм. Ранние версии М. т. исходили из возможности конвергенции и др. культурных систем и об-в с этой «типической формой», раскрывающей в процессе эволюции максимум экономической инициативы, эффективности и т. п. Осн. смысл вышеупомянутых построений — освобождение личности. «Совр.» об-во должно преодолеть присущее мн. традиционным структурам (особенно об-вам Востока) отчуждение человека как производителя и как личности от собственности на средства производства и от власти, преодолеть массовую незаинтересованность в их изменении на пользу делу свободы.
Но для успешной М. требуется не всякая, а ответственная свобода, дисциплинированный индивидуализм (так, М. Вебер различал индивидуализм «протестантской этики» и недисциплинированный гипериндивидуализм Просвещения, Дюркгеим — «моральный индивидуализм» и эгоизм и т. д.). Для осуществления такой личной свободы, автономии частного обычно полагают необходимыми два начала: абсолютный характер общечеловеческих моральных норм, способных ограничить тотальные притязания гос-ва или обществ, группы, и плюрализм (прежде всего власти и гражданского об-ва, состоящего из разнообразных объединений, корпораций, профессиональных групп и т. п.). Свободная личность — ядро развитого гражданского об-ва с дифференцированными, федеративно-автономными ин-тами экономической, социально-правовой (внегос), культурной деятельности. В свою очередь самодеятельное, свободное гражданское об-во — база для политической М., имеющей целью обуздание всевластия гос-ва, создание представительной демократической системы и совр. правового гос-ва. Для зап. капитализма сдвиг в ходе М. от традиционной общинности к индивидуальной автономии подтверждается историческими наблюдениями. Но опыт М. нек-рых об-в Вост. Азии как будто говорит, что возможна вторичная капиталистическая М. без индивидуализации зап. типа, даже при усилении, а не ослаблении традиционной модели культуры. Это ставит под сомнение тезис об индивидуальной автономии как необходимом внутр. кач-ве экономической культуры капитализма и позволяет обсуждать вопрос о возможности «коммунального капитализма» [6, 170), рыночной экономики при коллективной собственности и т. п. Новые вопросы перед М. т. ставит и опыт социалистических стран, где гос-во полностью взяло на себя инициативу экономической М.— индустриализацию, организацию нужной для нее культурной революции, контроль за потреблением и проч. Для всех стран вторичной М. в условиях господства на мировом рынке старых промышленных держав зап. путь первоначального накопления и эволюционного объединения разрозненных действий мелких владельцев капитала труден и долог без помощи извне. Поэтому гос-во становится главным организатором обществ, усилий. Но в таком случае исследовательские интересы в М. т. перемещаются с жизненных ценностей и склада личности пионеров экономической элиты (проблематика М. Вебера) на проблемы гос. власти и политических элит, формирующих «диктатуры развития». Проблемы вторичной М. во мн. те же, что и у т. наз. «социологии развития» с экономическим уклоном, разрабатываемой для стран с отсталым хоз-вом. Здесь преобладают разные виды системного подхода (эволюционный функционализм, комплексный институциональный подход [2] и др.), в кач-ве первого шага старающиеся изучить, как реально функционируют конкретные «традиционные» об-ва и какой механизм способен регулировать их развитие.
Но сверхзадачей ранних М. т. было такое обобщение конкретных моделей развития, крое открывало бы универсально необходимые предпосылки экономического роста и обязательные изменения, какие должны произойти в укладе обществ, отношений и в культурных образцах социального поведения, чтобы традиционное об-во преодолело барьер, за к-рым его организация станет способной к самостоятельному развитию, к перестройкам и приспособлениям в быстро меняющемся мире. Перечни необходимых условий появления об-ва с подвижной, высокодифференцированной организацией и сложной многослойной культурой меняются от автора к автору. Но среди таких условий неизменно называют: преобразование местных рынков в рынок всеобщий и безличный, становящийся универсальным посредником между относительно независимыми фрагментами об-ва (это означает прорыв замкнутости и самодостаточности малых социокультурных целостностей общинного типа — родовых и сельских общин, натуральных феод.-вотчинных хоз-в и т. п., лишает смысла внеэкономическое принуждение, развивает независимые средства обмена — деньги, подвижность всех «ресурсов» об-ва и проч.); возникновение рынка труда, создающего условия для разделения ролей производителя и потребителя, отделения производства и рабочего места от семейного хоз-ва, профессионализации и повышения производительности сельского труда; наличие особых «элит», «диктатур развития», «маргинальных групп», инициирующих антиавтаркические процессы и вынуждающих традиционного крестьянина перестраивать хоз-во по меркам рыночной рациональности, и др. Осью всего ансамбля этих процессов обычно мыслится индустриализация, техническое преобразование материальной жизни человека.
В 60-е гг. предложены операциональные технологические определения М., к-рые учитывают величину потребления энергии на человека (У. Мур, Д. Медоуз и др.), численное соотношение неживых и живых источников энергии (М. Леви) и т. п. Хотя такой подход к М. намеренно упрощает дело, в известных пределах он полезен, поскольку открывает возможность точных измерений, перепроверок и сравнений. Но односторонность этих подходов увлекает М. т. на путь технологического детерминизма. Подобные М. т. часто не могут преодолеть эволюционного европоцентризма своих предшественников 19 в. За «норму развития», отклонение от к-рой считается мерой отсталости, принимают обобщенные черты обществ, жизни, отвечающие зап. ценностям и критериям рациональности, эффективности и производительности. Отсюда недавние отождествления М. с «вестернизацией» (Д. Лернер и др.), «европеизацией», «американизацией», сближения М. т. с теориями конвергенции и единообразного индустриального об-ва. С 70-х гг. теоретики М. склонны признавать относительную независимость экономического развития от жестко определенных форм идеологии и политической организации зап. типа. Оно возможно в условиях разных национальных традиций, к-рые нет необходимости ломать, ибо они помогают снять угрозу социальной дезорганизации и повернуть развитие на мирный путь.
Это связано с усложнением представлений о функциях и изменчивости традиции, неоднородности и подвижности традиционного об-ва. Общий взгляд на М. как на всемирный процесс вытеснения локальных типов традиции универсальными формами современности теперь чаще всего отвергают. М. как «чистая вестернизация» без опоры на национальные традиции признается даже тормозом экономического развития. Подобно неоэволюционистам, отрицающим возможность втиснуть все многообразие социальных изменений в единую последовательность стадий, исследователи отказываются от попыток создать универсальную теорию М. и переносят акцент на изучение специфики протекания ее процессов в зависимости от конкретных исторических условий в конкретных странах [4, 103—108]. Будущее любой страны не кажется больше простым продолжением тенденций «совр.» об-в, даже если ею достигнут некий желаемый уровень индивидуализма, гражданской культуры и промышленного развития.
М. все чаще видится как процесс глубоко противоречивый, тяготеющий к постоянному кризису культуры и грозящий катастрофой не только на первых шагах, но и на уровне «наиболее передовых» об-в [5]. В нынешнем виде М. т. скорее напоминают эклектический набор отдельных положений из классических теорий обществ, развития 19—20 вв. (в т. ч. и марксовой концепции возникновения капитализма), чем цельную и оригинальную логическую конструкцию. В самом понятии «М.» до сих пор слабо расчленены: М. как исторический процесс (а внутри его — процессы, относящиеся к разным эпохам: историческая раннекапиталистическая М. в странах зап. цивилизации, М. в условиях бюрократического госмонополистического капитализма и совр. изменения в развивающихся и социалистических странах); М. об-ва как системы (синхронный анализ экономической, социально-политической и культурной M.); M. человеческой личности. Комплексная эмпирическая проблематика М. изучается объединенными усилиями социологов, историков, экономистов и политологов. А. Д. Ковалев